Маленький бог сидя на корточках дует в волшебный рог.

Смещение цыкла.

Вековая пыль в измученных небесах.

Душа человеческая избавленная от наносной пыльной накипи превращается в зеркало. Рождается народ. Народ солнечного ветра.

 

 

Народ солнечного ветра.

 

 

Омытый рассветом песок. Пустошь. Мужчины преклонив колени молятся на восходящее светило. Песок проходит сквозь пальцы. Они набирают его в смуглые ладони как воду. Умываются. Ещё и ещё раз точно глубоководные рыбы зарываясь в мул. Вершат муллу. Так называется этот каждодневный ритуал. Заунывный напевный голос Видящего выстраивает ритм. Он стоит на коленях впереди и слегка покачивается. Тфилин закручен на руку перекрывая активные точки включения. На голове медный обруч с искусной рунической гравировкой. Длинные холщовые рубахи молящихся сзади и спереди украшает священный равновеликий крест.

 

Закорючка в футляре бат-кона

 

Приходит как то Ка-лефф к первосвященнику

Вот я с посвящением своим Ка-лефф временный

Вот в моём покое раб тоже временный по долгам ошейник надел

Вот в срамном доме жены временные

И почему это у нас всё такое временное

Потому что нет в жизни ничего постоянного

Да и жизнь сама тоже временная

 

 

Двенадцать столбов подпирали первоосновы общества. Люди толпились возле них и шумно обсуждали недавнее заседание совета мудрецов. Его результаты каллиграфически выведенные на папирусе были традиционно вывешены на столбовой проклей.

Нет ты смотри что творит а

Нет правильно говорят рыба гниёт с головы

А кА-лефф то наш а не зря на пирамиду я деньги ложил

Вот читай что говорит

Надо нанять пустынников из пустоши для охраны карок.

Граница на замке

Да что бы он понимал твой кА-лефф,

енто ровно как волков выставить сторожить овец

Э не скажи

У него все волки прикормлены

Он их в собак превратил

Тринадцатый столб, столб великого откровения чёрной занозой коренился по центру. Каждые десять лет на него вывешивали те папирусы что аккуратно были сданы в архив не доходя до столбового проклея. Возле него стояли Анну и Клэйк.

 

Помнишь сипур про пытливого гражданина

Ну

Да тот где приходит он как то к первосвященнику и спрашивает

И почему это говорит должность есть в храме каверзная бат-кон

Почему не каждый папирус совета до проклея доходит

Знание ж сила

Знание сила соглашается первосвященник

Но и силу свою ты не сразу проявляешь

Вот есть у тебя гарем ты ж со всеми женами не спишь одновременно.

 

Да… отымели их по самое нихочу.

Анну флегматично наблюдал за толпой возбужденно галдящей у двенадцати великих первооснов.

Слушай а почему возле нашего столба никого.

Ты не гражданин, тебе не понять. Спустя десять лет что бы ни было, это уже только закорючка на папирусе.

 

К их тесной дружеской компании подошёл египтянин.

Принёс.

Без предисловия и приветствия, по въевшейся жреческой привычке, как хозяин к рабу, обратился он к Анну.

Тот молча продемонстрировал Футляр с Ка-леффовой печатью. Сургуч слегка отлущился.

Не читал

Жрец пристально посмотрел в глаза Анну.

Да он и читать то необучен. Тока клинопись знает.

Включился в диалог Клэйк.

Египтянин удовлетворенно кивнул.

Читать папирусы может Анну и не умел а вот людей…читалась в этом кивке неистребимая заносчивость строителя пирамид.

Ты деньги то принёс.

Покупатель пренебрежительно швырнул кошель. Анну свободной рукой ловко выцепил его из воздуха. Передал Клэйку. Тот ни капли не стесняясь вытряхнул содержимое на ладонь.

Можешь не считать. Ровно двенадцать золотых.

Да верю.

Анну целемонно поклонившись, как того требовал обычей с приложенной к сердцу ладонью, передал жрецу футляр.

Они наблюдали за его сутулой спиной пока тот не растворился в толпе.

 

 

Ночь разбавляла мысли сонным мороком. Храм возвышался пирамидальной поступенчатостью. В маленьком оконце, на самом верху, на шишаке, горел свет.

Не забывает о народе первосвященник. Гляди и ночью трудится.

Указывает на огонёк Клэйк.

Ну и мы поработаем. Ты меха то принёс.

Принёс.

Клэйк бережно вытащил припасённый агрегат. Они находились на столбовой площади перед храмом.

Ты хоть помнишь тот папирус который подходит.

Да как расклеили с самого утра глаза об эти каракули замусолил. Вот сверху.

Что делать-Анну вздохнул-Залазь на закорки

Клэйк вскарабкался сев на Анну

Держи меха

Клэйк взял и принялся раздувать

Дым нездешней, сказочной субстанцией обдувал протокол заседания совета мудрецов десятилетней давности.

Ну долго ещё, а то вся шея затекла

Клэйк передал Анну меха и аккуратно отодрал папирус от столба откровений. Проклей отслаивался благонравно.

Свежачок. Хорошо что пришли в первый день

Ты ж сказал что эти бумажки год тут висят

Висеть они могут хоть десять лет а проклей лучше отдирать по новью.

На папирусе проступало иероглифически

Проступала щедрость маленькой страны по отношению к свободолюбию угнетённых

Проступал тезис всем одновременно не может быть хорошо

В совокупности с пирамидальным лозунгом мы за стабильность

И если у нас стабильность то у соседей смутное время. А если время соседское недостаточно смутно, то пирамида берётся оплатить эту достаточность.

А так на первый взгляд и не скажешь что папирусу второй десяток пошёл

Заметил Клэйк закончив вычитку

На том стоим, нет ничего нового в этом подлунном мире. Всё идёт кругом.

Анну философски смотрел на полную и по восточному спелую луну сворачивая папирус в футляр. Сургучная печать, нарытая им в помойке подле храма дополнила антураж. Он вытащил из за пояса медное стило и изобразив прилежность на лице процарапал вчерашнюю дату кашдимскими цыфрами.

Солидно.

Прекдставил свой труд в лунном отсвете Клэйку.

Сойдёт.

Приглядевшись дал добро видевший немало подобного рода отцифровок гражданин Арца.

Две тени споро ретировались с проросшей столбами храмовой площади. Они растворились в отмеченной лунным магнитизмом ночи.

 

 

 

 

Кос химум адаин?

( или день великой брэйры)

 

 

День великой брейры лучился утренним солнцем и праздничным карнавалом. Народ запускал в воздух раскрашенные рыбные пузыри и пестрел толпой на площади. Манилы голосили надрываясь

Отдай голос за глаз. Контролируй судьбу.

Отдай голос за пирамиду. Сделай жизнь стабильнее.

Отдай голос за рыбу….

Кричал горбун в застиранной хламиде и раздавал нищим сушённый харч. Он неплохо шёл под пенную пьянящую штию.

 

Ка-лефф приходит к первосвященнику и спрашивает

Почему в священном языке гласных букв не хватает

А это потому что любит народ наш всё сокращать

Вот ты ка-лефф,  а тоже страну на отверженные земли сократил

 

Смеясь и закусывая халявным приобретением Анну спросил у приятеля.

Ты в кос кидать будешь.

Не. Боюсь до храма не дойду. У меня и так уже голос по жизни споловинен. А за сегодня думаю всю голосистость на торжище спустить. Пусть другие голосят.

Пусть голосят.

Вот

Анну ткнул пальцем в проходящих кушитов что кряхтя тащили носилки. На них важно восседал их знакомец караванщик Кнур.

Золотой голос в храм понёс..

Он же в пирамиде.

Да но в последнее время жирком подошёл

Сотню серебряных в кос ложит

Дааа а у нас рыбный день.

Каждому своё

Они чокнулись кувшинами.

 

Ка-лефф приходит к первосвященнику и спрашивает

Почему люд медный выступает и вступает рыбно

Да потому что всё равнобедренно

Как он ни выступи и куда ни вступи

Всё будет рыбой попахивать.

 

Люд толпился в воротах храма. Кос великого выбора был традиционно вынесен на постамент. Три зева жадно раззявили волчьи пасти. В них жизнерадостно звеня сыпались с рук разномастные квадратики. Золотые с оком Ра, серебряные с равнобедренным треугольником пирамиды. Медные с символическим изображением рыбы. Символ загибался в две обнявшие друг дружку дуги. Следующий день обещал быть лучше. В храме бааля созывалось заседание вновь брэйранутых жрецов. Их было ровно сто двадцать. В одеждах с символами кто глаза, кто пирамиды а кто и рыбы. Триединство брэйры этих избранных грозилось новым Ка-Леффом Змани.

 

Ка-леф приходит к первосвященнику и спрашивает

вот я великий кА-лефф змани

вот великий наш Калеффант

вот день великой брэйры

только одного не пойму

и почему это у нас всё такое великое

да потому что страна маленькая

отвечает первосвященник

 

Одевая маску временного посвящения Ка-лефф подумал об их соседях с севера и юга. Злые на гадючий язык, они называли его псоглавцем. И это из за такого понятного каждому выражения волчьего оскала на уборе. Дикари.

 

 

 

 

 

Монета провертелась в руке и легла на стол. На четырёхугольной поверхности золотого чётко проступал узор лабиринта и по центру бугрился шишак тщеславия.

Ну ты прям хозяин удачи.

Анну вновь смешал каш,,,,,,
Арцовые перстни, выполненные из доброго золота на заказ, блеснули в ярком режущем глаз полуденном солнце. Выигравший удачник приложился к кувшину. Египетская выделка глины позволяла сохранять прохладу в пенной штие.

Жара.

Торжище мельтешило всевозможным людом и как барашки на волне пробегали промеж рядов вертлявые смуглые дети.

Возле их стола, как всегда толпились охочие поглазеть.

Анну поднял взгляд на матёрого зажиревшего караванщика. Тот смотрел как руки игрока мешают каш неотрывно и зачарованно.

Они встретились глазами. Караванщик понятное дело заприметил татуировку над левым глазом. Ковш с точкой в черпаке. Анну подмигнул.

Хочешь сыграть.

Да ты ж обманешь

Это кашдимская игра. В ней нет обмана. Здесь вот всё… на виду.

Анну указал на замес. Глиняные прямоугольнички лежали беззащитной невинной горкой рубашками кверху.

Караванщик замер в раздумьи,

Может ты и грать не умеешь. Раз не знаешь о простом. В кашдимской игре правда. Вот он выиграл, вот я проиграл. Удачу не купишь.

Караванщик вязко молчал.

Ты прям как базарный осёл, что упёрся посреди площади. Иди и не мешай людям игать.

Да у него и денег то нет.

Включился второй игрок.

Да есть.

Анну бросил ворошить каш. Ещё раз смерил глазом человека. Дорогой пояс. Добротные, считай новые, сандалии. Изящная, под заказ выделка золотого запястного браслета.

Он молча сделал приглашающий жест. Второй игрок поставив кувшин на стол подвинулся на широкой затёртой временем лавке.

Караванщик сел.

Анну свиснул. Смуглый мальчишка вырос как из под земли. В руке он держал запотевший кувшин. Игрок кивнул в сторону севшего. Кувшин встал подле руки караванщика.

Дробное клацание глинистых прямоугольников.

Неспешная беседа размеренная на глотки.

 

А не страшно в постоши то ночью

Кому как, я что кушитам своим зазря плачу.

Ты за игрой следи.

Анну положил очередной прямоугольник. Тот как и все остальные был поделен пополам и награждён парными углублениями.

Пять пять

Караванщик замялся глядя в свой расклад.

Анну ловко подвёл руку под стол. Прижал к внутренней поверхности столешницы. Двумя пальцами выудил болванку пустышки из специального паза в запястном браслете.

Пять два

Клацнул своим прямоугольником караванщик.

А это правда что в каждой Карке срамной дом имеется.

Правда. Капитан песчаных переходов бывало осклабился….

Вновь дробное клацание…

А что это приятель твой всё за стол когда ходит цепляется.

Привычка у него морская. Там на волне когда шторм по другому никак.

Анну аккуратно насаживал пустышку на загодя загнанную зубочистку. Та незаметная игрокам коренилась в днище столешницы.

Два два

Рыба

Анну припечатал последний ход. Звук у свеженабитой болванки ничем не отличался от родных игре староглинных фишек. Хитрый способ был как то рассказан ему одним из пустынников. На основу бралась старая высушенная глина, а нахлобученная шапка молодой ждала нужного по игре набоя.

 

Караванщик позеленел.

Ты платить будешь или слюну сглатывать.

Тот наклонился к столу и внимательно почти вспахивая его поверхность носом рассматривал выстроенный каш.

Кому платить. Шулера вы все. Знаю я что ковш твой людям знающим говорит.

А раз знаешь, так и понимать должен. Знание оно с пониманием, что сандалии на тебе. В паре дельные, а в одном далеко не уйдёшь.

Стража

отрепетировано громко, как бывало подгоняя отстающих при переходе завизжал обманутый.

А вот и шакальё проявилось из дымки случая.

Анну криво ухмыльнулся и выцепив зубочистку из паза определил промеж зубов.

Фата Моргана.

Не меня позы и спокойнро допивая штию отметил третий игрок.

 

Несколько воинов в традиционных волчьих масках подошли к столу.

Караванщик брызжа пеной и повизгивая голосом точно недорезанный поросёнок в цвете расписывал фреску своего падения.

Старший устало сел за стол и взяв недопитый кувшин отхлебнул.

Ну, снова к первосвященноку.

Выходит что так.

Они поднялись. Воин ссыпал каш в кувшин.

Ты бы хоть руки за спину завёл Анну. Люди ж вокруг.

Игрок понурясь завёл руки за спину. За ним шли обременённые копьями и хлыстами воины.

Замыкал процессию торжествующий, весь красный от перевозбуждения, караванщик.

 

Первосвященник рассматривал высыпанные на стол прямоугольнички. Вытащил один.

А это что.

Так то ж пустышка.

А почему тогда…

Выгреб из завала ещё несколько без набоя.

Вот вот и вот..

А на замену

Осклабился Анну

Первосвященник тоже улыбнулся.

На замену.. Очень хорошо. Вот и ты пойдёшь на замену в завтрашнем лабиринте….

 

Лабиринт. Размах квадратных террас. Поступенчатость нисхождения.  Затяжной прыжок ко дну.  Он напоминал перевёрнутую пирамиду. Этот лабиринт. Народ толпился облокотясь о перила и глазел на испытуемых. Четыре входа были расположены по четырем углам.

Анну угрюмо ждал своего часа. Ждал призывного звука Кривого Рога. Надежда на то, что пронесёт не оправдалась. Замена всё таки понадобилась. Слишком уж быстро некормленые и вздрюченные мастером собак шакалы порвали первый забег. На второй шла замена. До заката ещё оставаось время и это было время его судьбы. По четырем углам отверзлись каменные створки. Заунывно протрубил рог.

Террасы мелькали в прыжках. Пятки пенились слюной спущенных мастерами гиен. Второй забег. Забег обречённых. Замена. Он поскользнулся на кинутом какой ко сукой фрукте. Народ улюлюкал и неистовствовал. Гиена перемахнула через него и ломая шею слетела с террасы на нисходящую. Следующая поцеловалась мордой с его пинком. Животное снесло к краю. Каким то чудом оно удержалось царапая плиты чёрными когтями. Стая настигала. Он оттолкнулся припав на руку и слетел на нисходящую. Опередившая его гиена тихо скулила поджав лапы. Он не останавливаясь прыгнул повторно. Стая неслась по квадратичному пространству террас выходя на нижние уровни по людски. В коридоре лестничных пролётов. Четыре фигурки в ярких разноцветных туниках прыгали тушканчиками спускаясь по ступеням перевёрнутой пирамиды. Четыре стаи гиен преследовали обречённых в этом лабиринте судьбы. Спуск набирал крутизну. Каждая последующая терраса была круче предыдущей на локоть. Опасность поломать кости сравнялась с шансом кончить прыжок на клыках. Дно. Он слетел с последней террасы в кувырке. В лодыжке что то хрустнуло. Заныло ушибленное бедро. Саднило прокусанное предплечье. Последний шаг. Стопа продавливает донный порог включая механику каменных проскрипов. Плита на щелчёк отсекает шансы остальных падая за взмокшей спиной. Он припадает на четыре кости и тянет за кольцо. Отверстая пасть земли. Лоно случая. Чрево матери всего живого, что приемлет новую душу для нового рождения.

 

 

В храме его уже ждали. Первосвященник протянул руку. Анну прихрамывая поднялся на свет божий.

С новым рождением брат.

Ритуально прошелестели губы жреца.

Анну пошатнулся.

Поднял глубоко запавшие глаза на встречающих. Третий игрок Клэйк стоял подле первосвященника и глупо улыбался.

С новым рождением брат

Повторил встречающий как эхо.

Ты хоть на меня ставил

А то

Клэйк победоносно приподнял над головой всё тот же кашный кувшин. Внутри звякнуло.

Семь десятков серебром.

Пирамида.

Опустошённо буркнул Анну и обессилено опустился прямо на плиты храма.

 

Создать бесплатный сайт с uCoz